Берлин — Уже давно говорилось, что стратегическое соперничество, начавшееся между США и Китаем в последние годы, может однажды смениться конфронтацией. Этот момент настал. Добро пожаловать в холодную войну 2.0.
Согласно стандартным представлениям о китайско-американском конфликте, речь идёт о противостоянии двух разных систем. С американской точки зрения, Китай — это диктатура больших данных, которая посадила миллион уйгуров в концентрационные лагеря, преследует христиан, ограничивает гражданские права и разрушает природу; одновременно она наращивает армию и угрожает региональным союзникам Америки. С точки же зрения многих китайцев, США — это символ интервенционизма и империализма, при этом торговая война, начатая администрацией Трампа, является лишь первым выстрелом в более широком экономическом, военном и идеологическом соперничестве за господство.
Однако подобные представления устарели. Причины новой китайско-американской конфронтации не в различиях двух стран, а в их усиливающемся сходстве. В мировой экономике Китай и Америка когда-то были похожи на «инь» и «янь»: Америка исполняла роль потребителя, а Китай — роль производителя. Многие годы Китай направлял полученный профицит средств обратно в США, покупая американские казначейские облигации и, тем самым финансируя американское расточительство и формируя симбиоз, который историк Нил Фергюссон назвал «Кимерикой» (Chimerica).
КонтекстProject Syndicate: как решить американо-китайский конфликтProject Syndicate26.11.2018Гуаньча: как изменилась политика США, когда Твиттер начал управлять страной?Гуаньча20.11.2018BI: Китай сравняется в военной силе с США к 2035 годуBusiness Insider20.11.2018Project Syndicate: Конец «китайской фантазии» АмерикиProject Syndicate24.10.2018
Но теперь Кимерика ушла в прошлое. Утвердив программу «Сделано в Китае 2025», председатель КНР Си Цзиньпин повышает место страны в глобальных производственных цепочках в надежде сделать её мировым лидером в передовых технологиях, таких как искусственный интеллект (ИИ). С этой целью Китай ограничил доступ западных компаний к своим рынкам, сделав условием такого доступа передачу технологий и интеллектуальной собственности местным «партнёрам».
Тем временем, пока Китай занимается переориентацией своей модели экономического развития, в США на смену традиционным подходам невмешательства государства в экономику пришла собственная промышленная стратегия. За торговой войной Трампа стоит желание восстановить баланс в экономике и «развести» США с Китаем. И в этих условиях, когда обе страны погрузились в конкурентную игру с нулевой суммой, команда ГЭФАМ (Гугл, Эпл, Фейсбук, Aмазон, Mайкрософт) и команда БАТС (Байду, Aлибаба, Teнсент, Сиaoми) начали войну за технологические ноу-хау и доступ к данным в глобальных масштабах.
Но США и Китай пытаются выиграть друг у друга в конкурентной борьбе в одних и тех же сферах, поэтому их стратегии становятся всё более схожими. В ответ на попытки бывшего президента США Барака Обамы создать тихоокеанский торговый блок для сдерживания Китая Си выступил с инициативой «Пояс и путь» (BRI), а реакцией на эти действия теперь, уже при Трампе, стала возглавленная Америкой Индо-Тихоокеанская инициатива.
Обе страны идут схожими путями и в военной сфере. Китаю предстоит проделать ещё много работы, чтобы сократить своё отставание, однако по размерам оборонных расходов он уступает сейчас в мире лишь США. Китай построил и начал эксплуатацию первого авианосца, и у него есть планы строить больше таких судов. Он создаёт и ставит на вооружение оборонные системы ограничения и воспрещения доступа на территорию (A2/AD). А основав первую зарубежную военную базу в Джибути, Китай сигнализировал о своих глобальных — а не просто региональных — амбициях.
Кроме того, Китай и США всё чаще объединяет склонность к интервенциям. Для Китая такой подход знаменует резкий разрыв с сохранявшимся на протяжении десятилетий отношения к политике невмешательства как к почти религиозной доктрине. Но изменение китайских подходов вполне логично. После вторжения США в Ирак профессор Янь Сюэтун из Университета Цинхуа объяснял мне, что поддержка страной политики интервенций является результатом её понимания собственной силы. И он прогнозировал, что Китай — по мере наращивания военной силы — будет всё более открыто демонстрировать своё влияние за рубежом.
Именно этого сейчас ожидают как в Китае, так и во многих других странах мира. После эвакуации сотен китайских граждан из Ливии в 2014 году Китай расширил своё участие в миротворческих миссиях ООН. А после серии терактов в Пакистане он создал специальные силы безопасности (в основном из частных подрядчиков) для защиты китайских интересов на протяжении «нового шелкового пути», состоящего из проектов BRI.
Ещё одна сфера конвергенции Китая и США связана с системой многосторонних отношений. В своей речи 2005 года об «ответственном игроке» бывший заместитель госсекретаря США Роберт Зеллик объяснял Западу, что институты глобального управления должны включать Китай; в противном случае они подвергаются риску распада. Но для китайцев международное взаимодействие никогда не было бинарным выбором. Вместо превращения в ответственного игрока в мировом порядке, который возглавляют США, Китай сейчас создаёт, если так можно выразиться, интернационализм с китайскими особенностями.
В результате Китай воспользовался всеми выгодами членства в институтах, в которых доминирует Запад, но одновременно занимался их ослаблением и выстраиванием собственной параллельной системы. Как показывает структура BRI, тот мировой порядок, который замышляет Китай, основан на принципах не многосторонних, а двусторонних отношений между странами. Ведя дела с правительствами других стран один на один, Китай может вести переговоры с позиции силы и навязывать собственные условия.
В доктрине Трампа «Америка прежде всего» содержится та же самая идея, но уже для США. И Трамп, и Си выступают за национальное возрождение. Именно это заставило Си отказаться от давних принципов китайской внешней политики — умеренность и тактическое сотрудничество — и выбрать политику, основанную на стремлении к национальному величию. Кроме того, оба лидера всё активней забирают принятие внешнеполитических решений в свои руки, одновременно ослабляя систему сдержек и противовесов в своих странах.
В «Холодной войне 2.0» нет такого же столкновения утопических идеологий, как это было в оригинальной версии, тем не менее, подобная метафора всё равно остаётся уместной. Как и в предыдущей версии, в этой войне будут участвовать две супердержавы, не согласные по вопросу о том, как именно должен быть организован мир, но согласные в том, что победитель в этой войне может быть лишь один.
Источник:
