18 января 2019 года суд Грозного утвердил запрос генерального прокурора Чечни о списании накопившейся за годы задолженности местного населения и предприятий (9 миллиардов рублей) перед «Газпромом».
Тот сразу же подал апелляцию и рассчитывает на арбитраж федерального государства. Оно, вероятно, поддержит компанию, поскольку депутаты региональных собраний Чувашии, Красноярска, Смоленска и даже Калининграда тоже добиваются отмены долгов их сограждан, которые не беднее и не менее достойны помощи Москвы, чем чеченцы. Сложно представить, что об этих требованиях будут писать, или что они станут основой социального протеста или открытой демонстрации растущей нищеты периферийных регионов.
Но, чем бы ни завершилось это дело, оно говорит о сложных отношениях Москвы с Чечней, и в частности о феодальном функционировании Российской Федерации в целом.
Поступления из федерального бюджета — единственный источник доходов маленькой северокавказской республики. Тому есть исторические и культурные причины. Эти гордые горцы сохранили близкое к древнегреческому аристократическое видение мира: свободный человек посвящает жизнь чести и спасению души, для чего у него есть война (или, скорее, грабеж соседних территорий) и мечеть или религиозные братства разной степени тайности. Как бы то ни было, они никогда не работают: для этого есть животные, женщины и рабы. А сегодня — жители других регионов России. Причина проста: вести экономику грабежа стало куда сложнее после силового включения Чечни в состав России в XIX веке и особенно в годы социализма. Тем не менее она вновь подняла голову в период двух чеченский войн в конце ХХ века: разнообразная контрабанда, работорговля (в том числе пленными российскими солдатами и похищенными в соседних республиках людьми), постоянные кражи топлива из идущих через республику нефтепроводов… В конце второй войны Путин нашел другое решение: поставить во главе лидера перешедшего на сторону федеральных властей клана и позволить ему все в обмен на безоговорочную верность. Если тот сможет обеспечить порядок на своей территории, ему разрешаются все средства, которые тот считает нужными.
Но у этого вассала есть и собственные вассалы, которые не хотят ограничиваться малым. И население, которое нужно кормить. Причем, это население само по себе не производит никаких богатств либо из-за верности старым традициям, либо из-за того, что сформированные при СССР зачатки промышленности и сельского хозяйства исчезли во время войны. В результате, 98% чеченского бюджета приходят с федерального уровня, что представляет собой рекорд для страны. При этом отстроенная столица соперничает с Дубаем. Местный бородатый деспот установил исламистскую республику, которая совершенно безнаказанно нарушает половину федеральных законов. Вся культура там свелась к обожаемым президентом смешанным единоборствам, самому низкому и жестокому из всех видов спорта. Подручные чеченского лидера терроризируют и убивают журналистов и оппозиционеров, даже на улицах Москвы. Доходит до того, что иногда неясно, кто здесь вассал, а кто сюзерен.
КонтекстLe Figaro: Кадыров — чеченский солдат ПутинаLe Figaro18.01.2019Когда вся Россия пойдет путем Чечни?Hufvudstadsbladet02.06.2018Путешествие в халифат КадыроваInfobae02.11.2016NI: Кремль не может больше игнорировать хаос в ЧечнеThe National Interest21.11.2018В краткосрочной перспективе это, наверное, был хороший способ остановить войну, однако в долгосрочной перспективе он оказался очень опасным. Федеральные субсидии падают в настоящую бездну, о чем говорит резкое и одностороннее упразднение долгов. Чечня требует все больше и больше при том, что покупательная способность россиян пошла вниз за последние пять лет, а рейтинги президента упали ниже 40%, хотя держались выше 86% с 2014 года. Компромисс становится все более непопулярным и дает трещины. Сейчас он держится только на личной связи двух лидеров. Но что будет после Путина?
Существует большой риск конфликта между вассалами. Например, между чеченским князем Кадыровым и газовым князем Алексеем Миллером, главой «Газпрома». Оба они всем обязаны Путину и были бы ничем без него, поддерживают с ним личные связи. Как бы то ни было, их интересы в корне противоречат друг другу, а их верность зависит от соблюдения этих интересов.
В современной России существует два вида вотчин.
Во-первых, это горизонтальные вотчины, переданные губернаторам, которые могут делать, что им заблагорассудится (конечно, не так, как в Чечне), и, в частности, набивать карманы в обмен на абсолютную верность и поддержание спокойствия в доверенной области. Непростая задача: как украсть по-максимуму, не приведя при этом людей в отчаяние и не подтолкнув их к восстанию? Такая же проблема наблюдалась во Франции с фермерами-генералами при старом режиме, которые и стали одной из причин его исчезновения.
Во-вторых, существуют вертикальные вотчины, когда целая отрасль доверяется одному человеку из окружения. Газ — Миллеру. Нефть — Сечину, который сначала носил за Путиным чемоданы во время поездок. Частные армии в Сирии, Ливии, Судане, ЦАР, а теперь еще и Венесуэле (эти сведения, конечно, еще нужно проверить и подтвердить) — ресторатору Пригожину. Внутренняя безопасность (400 000 человек Росгвардии) — бывшему телохранителю Золотову. Космос — бездарному антисемиту Рогозину, который обещает покорение Луны и Марса к 2025 году, хотя его ракеты падают с обескураживающей частотой. Нанотехнологии — Чубайсу, главе компании «Роснано», которая проглатывает миллиарды, выдавая взамен лишь несдержанные обещания.
Мы так до сих пор не увидели российский смартфон и компьютер, а медицинское оборудование и лекарства покупаются за рубежом.
Такая феодальная система абсолютно неэффективна и, судя по всему, больше не гарантирует политическую стабильность, которая была ее последним аргументом. Как бы то ни было, она, видимо, никуда не денется, поскольку сделала практически невозможной любую смену власти. Что мог бы сделать преемник Путина в подобной системе? Наверное, даже принять бразды правления Венесуэлой после Мадуро было бы менее сложной задачей.
Самые большие пессимисты скажут, что таково будущее мира. Сначала Россия была лабораторией искусственного социализма, а теперь стала лабораторией неофеодализма. Именно об этом пишет российский писатель Владимир Сорокин в повести «День опричника» и романе «Теллурия».
Источник:
