В воскресенье 25 апреля 1943 года вышел праздничный номер «Белого орла» — еженедельника, который издавала Польская армия на Востоке. На первой странице между изображениями пасхальных яиц, вербы и башен минаретов поместили поздравления от генерала Андерса (Władysław Anders). На второй странице была напечатана статья на тему обнаружения немцами массовых захоронений в Катыни. Заголовок публикации вырезали британские цензоры. Так с двухнедельной задержкой поляки, годом ранее покинувшие бесчеловечную советскую землю, узнали о своих товарищах и друзьях то, о чем давно в глубине души подозревали, но во что не хотели верить.
«Каждый, начиная с генерала Андерса и заканчивая последним стрелком в рядах армии, которая хотела служить общему, а не только советскому делу, прекрасно осознавал, что в границах Советского Союза места ей не было и быть не могло. От страны, которая перековала народную революцию в абсолютный империализм и решила добиться мирового господства, подчинив этой цели все без исключения сферы жизни государства, которая превратила человека в лишенное прав орудие, мы не могли ожидать исключений для себя. Если бы мы остались в сфере непосредственного воздействия советского организма, он бы переварил нас так, как все остальные народы, входящие в состав этого гигантского государства», — писал в мемуарах генерал Шишко-Богуш (Zygmunt Szyszko-Bohus).
Почему?
Мотивы, которыми руководствовался Сталин, принимая решение об уничтожении почти 15 тысяч взятых в плен польских офицеров, до сих пор остаются загадкой. Начал ли красный сатрап питать ненависть к Польше и ее военным с 1920 года, когда потерпела поражение Красная армия и он лично в качестве политического комиссара на Южном фронте? Может быть, эту ненависть дополнительно подпитывал генерал Сикорский (Władysław Sikorski), который усиленно добивался от Англии и Франции отправки экспедиционного корпуса на помощь подвергшейся нападению советского государства Финляндии? Или Сталин просто боялся пленных, считая, что в случае удара союзников они поднимут в тылу восстание?
КонтекстPolskie Radio: Катынь до сих пор остается «занозой» в польско-российских отношенияхPolskie Radio09.03.2021GW: Россия открещивается от катынского преступления, Украина сообщает о новых захороненияхGazeta Wyborcza26.11.2020Niezależna: как поляки оценивают политику России в отношении катынского преступленияNiezalezna09.04.2020Заложники польско-российского спораGazeta Wyborcza10.04.2017
Намек на это можно найти в записке главы НКВД Лаврентия Берии от февраля 1940 года. Он писал о польских военных, удерживаемых в Осташковском, Козельском и Старобельском лагерях так: «Все они являются заклятыми врагами советской власти, преисполненными ненависти к советскому строю (…) Каждый из них только и ждет освобождения, чтобы иметь возможность активно включиться в борьбу против советской власти». Перечисляя, что в лагерях удерживается 14 736 офицеров, чиновников, полицейских, жандармов и осадников, а, кроме того, в тюрьмах на захваченных польских землях находится еще 10 685 заключенных, Берия предлагает Сталину рассмотреть дела поляков «в особом порядке с применением к ним высшей меры наказания — расстрела».
Как и когда?
На записке Берии стоят четыре подписи: Сталина, Ворошилова, Молотова и Микояна. Решение об уничтожении тысяч невиновных людей без суда, следствия и обвинительного акта поддержали еще двое. «Калинин — за, Каганович — за», — сообщает приписка на полях документа. Любопытное дополнение: советская Главная военная прокуратура в 1991 году признала подписи подлинными. Имя убийцы-Калинина до сих пор носит бывший Кенигсберг.
«Разгрузку» лагерей, как назвал эту операцию Берия в приказе от 22 марта, начали в первых числах апреля, а завершили 11 мая 1940 года. За месяц с небольшим выстрелом в затылок в Катыни, Харькове, Твери, Киеве и Минске убили 21 768 граждан Польши. Родственников убитых в то же время вывозили в безлюдные казахстанские степи, не предоставляя там ни жилья, ни работы.
Армия без офицеров
В августе 1941 года на основе договора Сикорский — Майский в СССР начали создавать Польскую армию. Поляки, которых освобождали из тюрем, трудовых лагерей и лагерей военнопленных стекались в Бузулук. Свобода, формирование армии, перспектива вступить в бой с Третьим рейхом радовали всех. Энтузиазм проявляли даже польские коммунисты, работавшие в СССР. Вот что писала в журнале «Нове виднокренги» в августе 1941 года Ванда Василевская (Wanda Wasilewska): «На земле Советского Союза создается Польская армия. Польский солдат выступит против смертельного врага, коричневого хищника, он отомстит за превращенные в руины города, за кровь, мучения и слезы. Польская армия рука об руку с Красной вступит в бой с врагом нашей страны, врагом славян, врагом человечества».
Не все разделяли воодушевление Василевской. Некоторые коммунисты с самого начала относились к созданию в СССР польских вооруженных сил неоднозначно. Альфред Лямпе (Alfred Lampe), один из «старых» коммунистов, уцелевших во время устроенной Сталиным резни в рядах Коммунистической партии Польши, заявил на собрании партийной ячейки в Куйбышеве: «На *** нам польская армия, достаточно Красной армии!». (Не кажется ли вам, дорогие читатели, что недавно кто-то говорил нечто подобное?) В Бузулуке уже находились тысячи поляков, но там все еще не было пленников из трех лагерей. Из почти 15 тысяч человек, которых там удерживали, нашлись всего 395. Их НКВД перевел в Грязовецкий лагерь.
Вопросы, вопросы, вопросы…
Сведения о судьбе пропавших офицеров у Сталина и его подчиненных неоднократно пытались получить генералы Сикорский и Андерс, а посол Станислав Кот (Stanisław Kot) направил почти две сотни дипломатических нот. Приведу фрагмент одного из самых важных разговоров на эту тему. «Андерс: „Я прошу отдать польской армии поляков из стройбатальонов и из советской армии, согласно вашим обещаниям». Сталин: „Мы их можем отдать, но ведь их надо кормить, а у вас нет продовольствия». Андерс: „Там здоровые молодые люди, из которых выйдут прекрасные солдаты. Самых сильных я оставлю у себя в числе 44 тысяч, а остальных эвакуирую»».
Документальный фильм «К вопросу о Катыни» Члены комиссии на месте эксгумации.Чуть позже звучат исторические фразы. «Андерс: „Еще много наших находится в тюрьмах и в исправительно-трудовых лагерях. Постоянно приходят люди, освобожденные совсем недавно. До сих пор нет офицеров, вывезенных из Козельска, Старобельска и Осташкова. Они должны быть у вас, никаких других возможностей я не вижу. Мы собрали о них дополнительную информацию (вручает два списка, Молотов принимает их). Куда они могли деться? Есть следы их пребывания на Колыме». Сталин: „Я уже отдал приказ освободить их. Говорят даже, их видали на Земле Франца-Иосифа, а там ведь нет никого. Я не знаю, где они. Зачем мне задерживать их? Может быть, они были в лагерях на территории, которую заняли немцы, и разбежались». Окулицкий (Leopold Okulicki): „Невозможно, мы бы знали об этом»». Сложно, зная эффективность работы НКВД, поверить в то, что полтора десятка людей могли просто «разбежаться» или бежать в Манчжурию (такой вариант Сталин тоже упоминал), добавил после Андерс.
Уход солдат с земли страданий
Первая партия в апреле, остальные — в августе и сентябре 1942 года: Польская армия покидала Советский Союз, направляясь сначала в Иран, а затем в Ирак. Как тяжело должно быть было всем от генерала Андерса до самого последнего рядового развернуться спиной к Польше и двинуться на юг, с каждым километром отдаляясь от страдающей родины. Но был ли иной выход? Мастер интриг Сталин при помощи одного простого административного шага, решения об ограничении количества выделяемых пайков, вынудил Польскую армию скитаться, а сам расчистил себе доску для игры за Польшу, чтобы разместить собственные пешки: польских коммунистов и советских функционеров, призванных заменить поляков.
Армия покидала бесчеловечную землю с облегчением, но с тяжелым сердцем: зловещая загадка исчезновения 15 тысяч офицеров осталась неразгаданной. Многих мучил вопрос, почему Сталин так легко отказался от почти 100 тысяч бравых польских бойцов. Интересную гипотезу выдвигает Збигнев Семашко (Zbigniew Siemaszko). По его мнению, советская разведка могла предупредить Сталина, что немцы вскоре обнаружат одно из массовых захоронений с останками польских офицеров. Как, получив это страшное известие, повели бы себя почти 100 тысяч поляков, находящихся в тылу Красной армии, которая терпела поражения? Ограничилось ли бы все возмущением? Стали бы офицеры, узнав об убийстве своих товарищей, останавливать жаждущих мести солдат?
Вопрос сложный, поэтому нужно заткнуть рот
Вернемся к «Белому орлу». Реакции польских военных опасались советская сторона, польские политики и командующие, а также, возможно, еще сильнее, британцы, которые в течение почти двух лет старались внушить своим гражданам, что Сталин — настоящий демократ, в СССР живется неплохо, а преступления совершают немцы, немцы и одни лишь немцы. Именно те могли в первую очередь выиграть от обнародования информации о советском преступлении. «Катынь — моя победа», — записал в дневнике 12 апреля Геббельс.
Англичане не комментировали немецких сообщений о массовых захоронениях убитых НКВД польских офицеров и требовали того же от поляков. «Разговорами вы погибших не воскресите», — сказал одному польскому политику видный деятель британской политической сцены. Британская пресса осуждала поляков, сообщая, что те распространяют абсурдные слухи и верят немцам.
Следующие два номера «Белого орла» выходили с пустыми местами, оставшимся от изъятых британскими цензорами статей и фотографий. Потом память о погибших придавили тяжелой плитой молчания и лжи во имя текущих политических интересов.
«Лишь пуговицы уцелели
и вот выходят на поверхность
свидетелями преступленья
которое не опровергнуть (…)
лишь пуговицы уцелели
голос умолкших что истлели
лишь пуговицы уцелели
от их мундиров и шинелей».
Источник:
