Пыталась ли когда-будь действующая администрация США зафиксировать поэтапно и скрупулезно все нюансы своей стратегии и подходов в отношении Ирана? И возможна ли в принципе подобная классификация? И если попытаться это сделать, то с какими неизвестными придется иметь дело? Вся глубина познаний США и американцев относительно Ирана покоится на следующем: Иран — игрок крайне непредсказуемый и непокладистый. Исходя из такого видения, американские стратеги находят много общего между Ираном и другим азиатским государством. Так, они часто вспоминают, как вьетнамцы смогли одержать верх и над японцами, и над Кореей, и над Китаем, и над Францией, и над самой Америкой, всего лишь при помощи партизанской войны.
Благодаря ряду факторов добиться хотя бы военной победы над Ираном, да и просто воевать с ним — задача крайне тяжелая. Серьезным препятствием станет обширная территория страны, ее горный рельеф и высокий боевой дух армии, которая помнит свое героическое прошлое (по всей видимости, речь идет о событиях Ирано-иракской войны 1980-88 годов, прим. перев.). Существующие между двумя странами противоречия военным путем не разрешатся, а напротив, еще больше запутаются, и военно-политическое противостояние станет еще более серьезным. Ведь Иран, даже если и серьезно ослабнет в войне, уже точно не сойдет с пути укрепления отношений с Россией, и, возможно, Китаем, и со временем снова превратится в серьезную помеху для западных интересов и западных планов в регионе. Да и сами американцы, кажется, не рассматривают подобный военный план развития событий серьезно, только если не последуют провокации со стороны самого Ирана. Но Иран сейчас и не дает такого повода: он остается в «ядерной сделке», несмотря на выход из нее самих США, он продолжает, очевидно, политическое взаимодействие с Европой и с так называемым «международным сообществом». И для последнего некие «ядерные приготовления» Ирана, о которых постоянно твердит Вашингтон, не являются весомым аргументом. К тому же едва ли какой-нибудь разумный политический лидер будет считать военную альтернативу эффективным способом решения проблемы. Тем более проблемы ирано-американских отношений, которые из чисто политических перешли в некую «философскую» плоскость. Так называемая «ядерная программа» Ирана — это только внешняя часть этих противоречий. И в случае реального военного столкновения, когда противоречия лежат на таком глубинно-философском уровне, несомненно, можно добиться быстрой военной победы, но это еще не будет победой реальной, и не будет означать устранения существующего ирано-американского противоречия: это просто загонит его вглубь.
КонтекстKhorasan: Россия пытается помочь Ирану противостоять санкциямKhorasan13.11.2018Forbes: санкции Трампа против Ирана стали большой победой для русскихForbes01.11.2018Javan: Санкционная политика Дональда Трампа обреченаJavan12.10.2018
Ирано-американское противостояние, пускай и в несколько меньшем масштабе, но напоминает холодную войну Москвы и Вашингтона. Исследовал этот советско-американский конфликт знаменитый американский советолог Джордж Кеннан, и именно он разработал стратегию противостояния Запада Кремлю и, в целом, «советской организации» общества и коммунизму. Кеннан был тоже убежден, что проблема «Советов» и коммунизма не имеет военного решения, ибо устои советского общества возникли не на пустом месте, а имели глубокие исторические корни. Кеннан активно призывал в 50-е — 60-е годы ХХ столетия американских политиков к терпению и убеждал их в том, что решение советской проблемы обязательно состоится, пусть в отдаленной перспективе. Подобное может совершиться, считал Кеннан, благодаря стратегии, которую он называл тотальным сдерживанием (англ., containment). В это понятие он вкладывал смысл далеко не только военного сдерживания, но сдерживания и по всем прочим направлениям — и в политическом, и в экономическом.
Кеннан был убежден, что у Советов есть свои глубинные трудности, и США должны вывести эти трудности на чистую воду. В своих работах он часто использовал термин «frustrate», в который он вкладывал многозначный смысл. Действительно, этот англоязычный термин может подразумевать широкий спектр значений — от полного истощения до полного крушения всех усилий и надежд. Постоянное усиление противоречий и тотального противодействия, создание атмосферы постоянной угрозы, как военной, так и экономической — это основы подходов Кеннана к проблеме противодействия идеологическим противникам США. Весьма возможно, стратегия США в отношении Ирана тоже находится под влиянием размышлений и выводов, к которым когда-то пришел Джордж Кеннан. Все представители американской администрации — и те, кто допускал взаимодействие с Ираном (Клинтон и Обама), и те, кто предусматривал противостояние (Буш-старший, Буш-младший и Трамп) — все они исходили из принципов усиления противоречий, военного и экономического давления и необходимости «сокрушить» оппонента, сделать все его усилия тщетными. Многие убеждены, что американская политологическая и дипломатическая мысль пока так и не предложила «второго Джорджа Кеннана», который развил бы дальше это теоретическое наследие и применил бы его к внешней политике США уже в нынешних условиях.
Начиная приблизительно с 2008 года, политика США и их поведение в отношении Ирана имела много общего с предложениями Кеннана. Все американские правительства, которым приходилось иметь дело с Исламской Республикой Иран, вели себя в целом одинаково. И воспринимали Иран одинаково. Различие в подходах между администрацией Клинтона и Трампа — лишь в процентах того давления, которое и та, и другая оказывали на Иран. Равно как и различие между администрацией Никсона и Рейгана в их отношении к СССР и коммунизму — тоже лишь в степени давления, которое как тот, так и другой, оказывали на СССР. В своих внешнеполитических документах американцы описали три возможных результата давления на тех, кому им приходится противостоять. Эти три результата можно увидеть на примерах Румынии, Советского Союза и Китая, утверждали они. Попытаемся кратко изложить их ниже.
А) Пример первый — Румыния. Появление в СССР в 1985 году такого лидера, как Горбачев, его выступления, в которых он поднимал новые, не свойственные прежним руководителям сюжеты, совершенно неожиданно «пробудили из апатии», которой он прежде пребывал, народ соседней Румынии. 42 года страной управляла Румынская компартия: основными результатами ее правления стали, как многие утверждали, «повсеместная неэффективность администрирования» и «тотальная коррупция». В июле 1989 года один из диссидентствующих кальвинистских священников румынского города Темишоара, где проживало преимущественно венгерское меньшинство, в своей проповеди впервые стал открыто изобличать ту самую «неэффективность администрации» и «повсеместную коррупцию». И хотя выступления проповедника, этнического венгра, были также адресованы проживающим здесь венграм, содержание их стремительно стало известно очень многим по всей Румынии. Этот венгерский проповедник Ласло Тёкеш был незамедлительно арестован и сослан в отдаленное поселение, но это не помогло властям предотвратить дальнейшее развитие событий. И всю Румынию вскоре охватили массовые выступления, забастовки и протесты. А еще спустя шесть месяцев политический кризис в Румынии достиг пика: генеральный секретарь Коммунистической партии Румынии Николае Чаушеску был свергнут, затем схвачен при попытке покинуть страну и незамедлительно предан суду. Так называемый суд длился всего три дня, и 25 декабря 1989 года в праздник Рождества он был казнен. Убийство политического лидера без суда и следствия произошло при молчаливом согласии Запада, который так любил выступать за права человека…
Похороны Л.И.Брежнева. Президент Социалистической Республики Румыния Николае Чаушеску.
При анализе «румынского опыта» важны три следующих обстоятельства.
1) Протестующие в Румынии видели корень всех проблем и бед лично в Чаушеску и его супруге Елене. Его свержение, а затем физическая расправа, как они полагали, должны будут разрешить все проблемы.
2) Разведывательный аппарат и службы безопасности Румынии также оказались подвержены «массовой, коллективной, бессознательной» истерии и тоже посчитали виновными во всех бедах двух упомянутых лиц. Им тоже нужна была некая яркая искра, одно знаковое имя или знаковое событие, чтобы они впоследствии присоединились к так называемым «повстанцам».
3) Румынский народ прожил 42 года в суровых тяготах и лишениях, пока руководство страны пыталось путем жесткой экономии заложить в стране основы «светлого» социалистического будущего. А аппарат безопасности страны, как оказалось, не имел никакого опыта противодействия массовым протестам и попросту оказался в растерянности. Стремительное распространение протестов и выступлений застало их врасплох. А народ же главной мишенью своих протестов сделал не систему, и не сами службы безопасности, а конкретного политического деятеля — поэтому его устранение оказалось так легко совершить. Другое дело, что свержение Чаушеску повлекло за собой демонтаж в стране всей коммунистической системы.
Б) Пример второй — Советский Союз. Здесь ситуация в корне отличалась от румынской. Здесь уже необходимо было противопоставить народ системе, очень мощной политически и экономически, к тому же обладавшей значительными технологическими возможностями. Всего этого не было ни у центральной власти в Румынии, ни у служб ее безопасности. И потому акцент был сделан на другом — не на диктаторских полномочиях политических лидеров, составлявших Политбюро, и не на отсутствии в стране свобод, а на различиях в возможностях и доступе к благам. Большинство населения СССР не обладало таким доступом к благам, как например представители власти и к ней приближенные. К примеру, все обычные граждане страны должны были порядка семи лет простаивать в очереди на покупку самого обычного советского автомобиля «Москвич» или же имели право на приобретение в год только одной пары обуви. Оказалось очень легко обвинить правящую элиту в том, что она в отличие от простого народа якобы «купается в роскоши» и «имеет собственные виллы» на черноморском побережье.
Президент СССР Михаил Сергеевич Горбачев
Средоточием власти были 25 членов Политбюро, представлявшие заметную часть партийной верхушки, силы безопасности, высшее военное командование и в некоторой степени научно-технологические кадры. Однако появление на политическом Олимпе фигуры Горбачева резко обострило все структурные противоречия, накопившиеся как в административном аппарате, так и в самом обществе — обострило настолько, что само дальнейшее существование системы было поставлено под вопрос. Все вдруг стали задаваться вопросом, который еще каких-то десять лет назад даже не возникал у большинства советских людей — почему в стране, где есть десять тысяч межконтинентальных ракет и самые передовые в мире военные технологии, возникают постоянные перебои с продовольственными товарами. Как отмечал, пытаясь объяснить данный феномен, довольно известный историк и советолог Пол Кеннеди, советские руководители не смогли сбалансированно выполнять обязательства по сохранению системы, с одной стороны, и перед собственными гражданами — с другой. Сами советские люди знали обо всех этих недостатках: неэффективность управления, коррупция, разделение общества на «своих и чужих» при распределении благ. Но почти никто не считал разумным с этим бороться — кто-то принимал это как данность, а кто-то вместо борьбы пытался приспособиться к этому и даже извлекать из этого выгоду.
Итак, «опыт Советского Союза» также позволяет отметить три важные особенности:
1) Люди знали, что в недостатках виновата система, а не отдельные конкретные личности. Но не выступали открыто против системы — с системой бороться сложнее, чем против конкретных «виновных».
2) Благодаря Горбачеву все скрытые противоречия советского строя стали достоянием так называемой «гласности»: чуть ли не каждый теперь считал своим долгом поддержать начинания Горбачева, и советское общество стало переживать некий «бум» общественных организаций. В обществе, где ранее была только одна-единственная организующая сила — Компартия — теперь как грибы стали расти разного рода «неформальные» организации. И всего лишь через три года после прихода Горбачева к власти о своем существовании заявили примерно 200 тысяч разных организаций, союзов, объединений. И вскоре Горбачев стал олицетворять собой фундаментальное противоречие им же самим затеянных реформ — он оставался лидером Политбюро, то есть сохранял главенство над господствующей политической силой, Компартией, но в то же время, был лидером и для тех, кто выступал против господства партии в общественной жизни. Такой парадокс не мог сохраняться долго.
3) Подобная двусмысленная ситуация привела в итоге к появлению на политической сцене СССР политиков, подобных Ельцину, которые были склонны к радикальным, но в то же время, односторонним выводам. Они признали опыт горбачевских реформ неудачным и потребовали полного демонтажа всей системы. Таким образом, «опыт СССР» заключается не в борьбе с отдельной личностью, а в противостоянии системе. Системе, которая действительно имела признаки эрозии, неэффективности, коррупции, но которую в итоге никто не захотел преобразовывать — решили, что будет проще ее сломать.
В) Наконец, опыт третий — Китай. 22 года правления Коммунистической партии Китая (КПК), с 1949 по 1971 годы, в неменьших масштабах, чем в обоих вышеописанных случаях, сопровождались бедностью, лишениями, маргинализацией, неэффективностью управления экономикой, и, конечно, коррупцией. Кроме того, историю коммунистического Китая преследовали 2 вызова: первый, внутренний, связанный с той же бедностью, лишениями и неэффективностью управления, и второй, внешний, «вызов у границ», или же, вызов «международно-политический», связанный с СССР — некогда союзником Китая, теперь же его грозным оппонентом.
(…)
Прибывшие из Китая участники акции КПРФ в Москве, посвященной 100-летию Великой Октябрьской социалистической революции
И китайский опыт также сводится к следующим трем выводам:
1) Разумеется, в КПК знали и о коррупции, и о низкой эффективности управления, однако там ни в коем случае не делали внутренние проблемы и кризисы в партии достоянием общественного обсуждения. Китайские руководители обсуждали проблемы партии и социализма с товарищами по партии, при этом широко используя традиции и верования конфуцианства, и обязательно приходили к консенсусу, не оставляли данные вопросы «открытыми». Болезнь Мао в начале 70-х годов прошлого столетия и его смерть в 1976-м, окончательно сняла ореол «святости» и «непогрешимости» с КПК — в партии возникло несколько фракций, которые начали бороться за центральную всласть. Но это была именно борьба за верховную власть, а не за выживание коммунистической идеологии вообще. И народ увидел, что со смертью лидера у власти отнюдь не исчезла способность находить ответы, ибо эта способность отнюдь не была связана с одним-единственным человеком.
2) Китайские коммунисты значительно отличались от русских коммунистов тем, что они не до конца следовали классическому учению Маркса — на китайском коммунизме всегда лежала «тень национализма», как и их коммунистическое учение обретало оттенок учения конфуцианства. Дело в том, что китайская компартия ставила принадлежность к нации выше приверженности идеологии. Идеологию можно по-разному толковать, но категорически недопустимо социальное неравенство именно среди китайцев, утверждали они. КПК никогда не выносила свои разногласия на суд общества: с народом китайские коммунисты предпочитали говорить отдельным языком. КПК имела несколько фракций, соответственно, и несколько стратегий по выходу из кризиса, однако за пределами своей партии, то есть, общаясь с простым народом, с иностранными СМИ, китайские коммунисты всегда говорили и писали, что цели и у них, и у народа, и у всей страны — одни.
(…)
3) Китай пошел на изменение внешней политики, заявив о том, что вхождение в «мировой» (соответственно, несоциалистический) экономический и политический порядок — это стратегия, необходимая для будущего китайского народа. Когда внутри властных структур достигался консенсус, можно было взаимодействовать с остальным миром, поступаясь идеологическими постулатами. В КПК были убеждены, что все должно быть подчинено интересам страны, но не идеологии. Следовательно, Китаю, таким образом, удалось сохранить основы своей политической системы — здесь не произошло кардинальной ломки, как в Румынии и СССР, где начатая КПСС перестройка в итоге смела и КПСС. Экономической и военной сверхдержавой Китай сумел стать, взаимодействуя, сотрудничая, договариваясь с остальным миром, но не подчиняясь ничьему диктату.
Иранские протестующие во время протеста внутри бывшего посольства США в Тегеране, Иран
Как видим, Америке, чтобы заставить своих наиболее непримиримых соперников играть по своим правилам, подошли следующие схемы: «румынская», когда оказалось достаточно устранить физически только одну политическую фигуру, «советская», при которой пришлось добиваться, при содействии угодных себе лидеров и политиков, демонтажа целой системы. «Китайский» же рецепт не найден до сих пор.А что же рецепт «иранский»? Иран, несомненно, не мог по своим потенциальным и фактическим возможностям быть вровень с КНР или СССР. Но и он представлял для Америки некоторые трудности. Американским стратегам никак не обойтись без учета психологии самих иранцев и иранских властных структур. В целом американцы пытаются следовать тем же рецептам Кеннана, но сценарии и результаты здесь имеют множество переменных. В любом случае логика действий США понятна: ослаблять Иран всеми возможными путями, пытаться не допускать роста уровня материального благосостояния народа, препятствовать иностранным инвестициям в страну, провоцировать неэффективность управления, применяя в целом ту же стратегию, которую Кеннан назвал когда-то англоязычным понятием frustration. То есть, необходимо делать все то же, что Кеннан планировал в отношении СССР. Итоги подобной политики применительно к Советскому Союзу стали, по завершении холодной войны, видны всем: выросла военная мощь США (прежде всего, относительная), Америка добилась господства над всей Европой, а не только над половиной, но, самое главное, продолжается решительная и бескомпромиссная борьба в любой точке мира с коммунизмом, там, где он еще сохранил какое-то влияние. Последнее заметно упростилось после распада СССР.
Каковы же результаты применения Америкой «иранского» рецепта на данный момент? Каковы итоги противостояния влиянию Ирана? Следует упомянуть господство над арабским миром, усиление военной и экономической мощи Израиля, попытки любыми средствами отсрочить решение палестинского вопроса в пользу палестинцев, как и попытки помешать послевоенному восстановлению Сирии, также навязывание экспорта своего вооружения всем странам, окружающим Иран. Последнее подчеркнем особо: арабские страны просто вынуждают не развивать свои технологии, а вместо этого, бездумно копировать западные, равно как принуждают год за годом закупать исключительно американское вооружение. Применяется своего рода примитивная «бартерная» схема, навязанная Западом арабам: вы нам — вашу нефть, мы вам за это — результаты своих НТР и продукты нашего «искусственного интеллекта».
Вопрос достижения влияния в мире складывается из трех переменных: приобрести влияние, сохранить влияние, и затем расширить влияние. Третье во много раз сложнее первого и второго. И все эти «тарифные войны», и санкции против России, и стратегия противодействия (сдерживания) Ирана, навязывание своего партнерства как безальтернативного, арабскому миру, а также Индии, плюс постоянное наращивание военной мощи под любым предлогом (вспомним недавно провозглашенный выход США из договора РСМД по совершенно надуманным мотивам) — это все инструменты расширения мощи и влияния Америки по всему миру.
Источник:
