Письмо посла Соединенных Шатов Джорджетт Мосбахер (Georgette Mosbacher), адресованное премьер-министру Матеушу Моравецкому (Mateusz Morawiecki), стало причиной польско-американского скандала (в этом документе дипломат обвиняет польское руководство в давлении на независимые СМИ, — прим.пер.). Такими словами должен был бы начинаться текст, описывающий это событие. Однако, к сожалению, все выглядит иначе: скандал разразился только в нашей стране. В США об этом деле практически никто не слышал, и самое большое удивление вызывает даже не этот факт, а уверенность многих представителей Польши в том, что в Америке обратят на него внимание. Две самые влиятельные американские газеты, «Вашингтон пост» и «Нью-Йорк таймс», перепечатали лишь депешу агентства «Ассошиэйтед Пресс» из Варшавы. И если нас это удивляет, значит, мы не способны реалистично взглянуть на американо-польские отношения.
Польша и США настолько сильно отличаются по своему потенциалу, что Вашингтон считает Варшаву (вопреки нашим надеждам) если не второстепенным, то по меньшей мере таким союзником, который не входит в первую лигу. Почему так происходит? Начнем с цифр. ВВП Польши — 500 миллиардов долларов, а США — 19,39 триллиона (то есть 19 390 миллиардов долларов). Бюджет Пентагона составляет 590 миллиардов долларов (в 2019 финансовом году Трамп доведет его размер до 680 миллиардов). Польша, в свою очередь, ежегодно выделяет на оборону чуть меньше 10 миллиардов долларов. Иными словами, американцы тратят на эту сферу за шесть дней столько, сколько мы за целый год.
КонтекстRzeczpospolita: Россия может только палки в колеса Америке вставлятьRzeczpospolita13.11.2018Gazeta Polska Codziennie: Польша возомнила себя лидером МеждуморьяGazeta Polska Codziennie08.11.2018Rzeczpospolita: американский ветер и польские интересыRzeczpospolita07.11.2018Wnp: санкции санкциями, а торговать с Россией охотаWnp.pl21.11.2018
В политическом плане картина выглядит чуть более сложно. Канцлеру Отто Бисмарку приписывают высказывание, гласящее, что «политика начинается с карты». Однако те, кто, видя с одной стороны усиливающуюся Германию, а с другой восстанавливающую свой потенциал Россию, говорят, что Польша вновь очутилась между Берлином и Москвой, неправы. Современная ситуация кардинально отличается от той, с какой мы имели дело в прошлом, а в особенности в 1939 году: появился Европейский союз, а на востоке с независимой Польшей граничат укрепляющая свою государственность Украина и чуть более слабая, но тем не менее суверенная Белоруссия. Третий важный фактор заключается в том, что США, как бы странно это ни прозвучало, стали европейской державой, которая восстановила свое военное присутствие в Старом Свете, хотя казалось, что она готова окончательно его покинуть.
Наивные думают о Пекине
Нападение России на Украину стало для нашей системы безопасности, если обратиться к банковской терминологии, своего рода стресс-тестом. Оно произошло в тот момент, когда ЕС переживал кризис, Украина представляла собой насквозь коррумпированное и слабое государство, российский бюджет не испытывал трудностей, а у американцев не было в Европе ни единого танка. Прошло четыре года. Евросоюзу так и не удалось выйти из кризиса, однако, вопреки опасениям, до распада ему еще далеко, Украина смогла отстоять свою независимость, российская казна опустела, а американцы разместили свои силы не только в Польше и Румынии, но даже в странах Балтии, которые еще 30 лет назад входили в состав СССР. Таким образом можно смело констатировать, что благодаря ошибке Владимира Путина уровень нашей безопасности повысился, а наша система безопасности не только прошла проверку, но и стала надежнее.
Между тем кризисная ситуация продемонстрировала нам реальный расклад сил в мире и наше место в нем. Оказалось, что мы зависим от партнеров (в первую очередь от Вашингтона), а наше значение далеко не так велико, как нам бы хотелось. Говоря откровенно, в отношениях с Вашингтоном мы обречены играть роль если не второго звена в паре патрон — клиент, то в любом случае «младшего партнера». Некоторых комментаторов и публицистов эта мысль настолько расстроила, что они занялись поиском альтернативных решений или новых дополнительных элементов (помимо вышеназванных), которые бы отличали наше сегодняшнее положение от положения 1939 года.
Если мы отметем нереальный и расходящийся с нашими цивилизационными притязаниями, экономическими интересами, историей и имеющим для нас основополагающее значение стремлением к свободе и демократии вариант, то есть исключим перспективу капитуляции перед Москвой, альтернатив у нас останется, казалось бы, не так много. На удивление, они нашлись. Проблема только в том, что все эти альтернативы абсолютно бессмысленны.
Появившаяся в правых кругах мода на Будапешт и Анкару сменилась восхищением Пекином, который, как предполагалось, сможет стать тем четвертым элементом, который будет отличать наше сегодняшнее положение от положения дел в сентябре 1939 года. Мало кто, однако, мог бы вспомнить, какую позицию занимает Китай по проблеме Донбасса. Пекин и Москва ведут свою игру, но одновременно стараются в разных регионах мира не переходить друг другу дорогу. Один из таких регионов — это Восточно-Центральная Европа. Пекин в последний раз вмешивался в польскую политику тогда, когда взбунтовавшийся сталинист Казимеж Мияль (Kazimierz Mijal) при помощи радиотрансляции из посольства КНР пытался свергнуть Владислава Гомулку (Władysław Gomułka). Надеяться, что Китай станет в нашем регионе чем-то большим, чем игроком в экономической сфере, значит демонстрировать чрезмерную наивность.
Другой вариант — это создание союза стран Восточно-Центральной Европы, который бы стал для нас опорой. У этой концепции есть яростные критики, считающие ее возвращением к плану создания Междуморья, претворение в жизнь которого означает создание структуры, альтернативной ЕС. Успех этого плана привел бы к постепенному ослаблению связей с Брюсселем.
Партия «Право и справедливость» (PiS) не спешит развеивать опасения противников этой концепции и, заигрывая с евроскептическим и националистическим электоратом, действует порой так, будто на самом деле сходится с ним во мнении, однако, она сознательно отказалась от названия «Междуморье» и заменила его словосочетанием «Инициатива трех морей». «Инициатива» отличается тем, что она не включает в себя Украину и становится таким образом союзом ряда стран-членов ЕС. Это региональная коалиция, которая может в будущем обрести свой голос и представлять в Брюсселе интересы нашей части Европы (в том числе и Польши).
Лидер правящей партии «Право и справедливость» Ярослав КачиньскийБорьба с этой идеей кажется совершенно бессмысленной, но таким же бессмысленным выглядит и внешнеполитический курс, исходящий из того, что «Инициатива трех морей» — работающий проект, а не лишь его зародыш, которому предстоит развиваться еще много лет. Кстати, эта инициатива не будет направлена против Германии хотя бы потому, что сложно представить себе такие страны, как Чехия или тем более Хорватия в роли участников антинемецкого движения внутри ЕС.
Пока все это фантазии. «Инициатива трех морей» может оказаться успешной, но на успех придется работать не год, не два и не пять, а как минимум 20 лет. Однако даже тогда наш союз останется организацией стран, которые уступают по силе и экономическому потенциалу Германии, Франции, Великобритании с одной стороны и России с другой. Как верно отмечают в своем недавно изданном труде исследователи из МГИМО, партнеры Польши по новому проекту настолько слабы, что ей придется выступать государством, дающим остальным чувство безопасности. Между тем если в России не произойдет ничего неожиданного, и она внезапно не превратится вместо третьего Рима в демократическую и любящую соседей родину Пушкина и Тургенева, Варшаве нужно будет укреплять собственную безопасность, так что предложить защиту другим мы не сможем.
Колония? Вовсе не обязательно
Подытожим: альтернативой Вашингтону не станут ни Пекин, ни Прага, ни Загреб. При этом погрязшая в приобретающем нездоровый масштаб внутриполитическом конфликте Польша вряд ли сможет породить какие-то новые импульсы для развития. Пока наша страна больше напоминает европейский цирк, чем сильную европейскую державу. Будущее ЕС остается туманным, и ослабление президента Макрона снижает риск появления неблагоприятной с нашей точки зрения модели Европы двух скоростей, но Варшаве, вынужденной проводить безальтернативную политику (то есть самую худшую из возможных, потому что мы лишаем себя поля для маневра), в любом случае придется возлагать надежды на американские гарантии безопасности. Польская внешняя политика останется безальтернативной, поскольку в ней отсутствует восточное направление. И Украина, и тем более Белоруссия на нынешнем этапе слишком слабы, чтобы перестать обращать внимание на Россию, а та не откажется от своего неоимперского ревизионистского курса.
В каком-то смысле то, что Москва действует агрессивно и не скрывает своей антипатии к Западу, — это для нас благословение. Стремление некоторых западных политиков пойти на компромисс с Россией, не учитывая интересы небольших и слабых государств, может вызывать вопросы, однако, именно из-за войны на Украине в Польше появились американские танки.
Все вышесказанное означает, что принципиальных изменений в польско-американских отношениях ожидать не приходится. Отношения между Вашингтоном и Москвой остаются очень сложными, а те, кто говорит, что Россия может стать союзницей США в игре с Пекином, не учитывают двух факторов. Во-первых, тот потенциал (географический, демографический, сырьевой, военный), которым обладает Кремль, позволяет ему вести собственную игру. Во-вторых, что самое важное, даже если у Москвы не останется никаких козырей ей с психологической точки зрения все равно будет сложно согласиться на роль «младшего партнера».
Варшава заинтересована в Вашингтоне гораздо сильнее, чем Вашингтон заинтересован в Варшаве, и хотя бы по этой причине наши отношения никогда не будут равноправными. Между тем Польша не обречена на статус полуколонии или неуважительное отношение. Волшебных рецептов нет: нужно найти реальные возможности для укрепления нашего статуса в контактах с США (если мы, конечно, на это способны, ведь Польша, как Россия, склонна неверно оценивать свой потенциал).
Отсутствие равновесия в отношениях с американцами — это следствие сужения польского поля для маневра, следовательно это поле в рамках существующей системы следует максимально расширить. Тезис, гласящий, что у Польши нет никаких шансов вступить в дипломатическую игру, если в нашей головоломке не появится никаких новых элементов, ошибочен. Примером гораздо более слабой страны, не имеющей ни возможности, ни желания менять направление своей внешней политики, но одновременно ведущей некую игру, может служить Белоруссия. Всем понятно, что с Россией ее связывают тесные союзнические отношения, однако, Лукашенко время от времени начинает заигрывать с Западом, чтобы добиться от Москвы конкретных привилегий. Польша по очевидным причинам не может пойти на контакты с россиянами, чтобы добиться чего-то от западных стран, но она может использовать то, что отношения США с ЕС как единой организацией и с отдельными членами Евросоюза складываются по-разному. Речь идет не о том, чтобы подрывать единство Европы, а о том, чтобы добиться от всех партнеров как можно более выгодных для нас условий.
Самый простой пример, иллюстрирующий вышеприведенную идею, — это покупка вооружений. Нельзя одновременно демонстрировать разочарование тем, что американцы оказывают нашей армии слишком мало бесплатной помощи, и заявлять во всеуслышание, что мы в любом случае собираемся покупать в США технику. Кроме того, наивно полагать, будто в благодарность за наши довольно скромные покупки Белый дом предоставит нам какие-нибудь политические привилегии: несколько миллиардов долларов не окажут воздействия на решения американской администрации.
Ситуация выглядела бы совершенно иначе, если бы Польша за короткий промежуток времени решила закупить все вооружения, которыми она планировала обзавестись в ближайшие 10-20 лет. В таком случае речь будет идти о суммах, имеющих политическое значение, и если мы не станем открыто объявлять, кто, США или наши европейские партнеры, их получит, у нас появится шанс договориться не только о по-настоящему привлекательных ценах, но и о передаче нам оружия, бывшего в употреблении. Также мы могли бы координировать закупки со странами нашего региона, а благодаря этому дополнительно снизить цену и стать сервисным хабом.
Укреплению отношений с Вашингтоном послужит также осознание, в каких сферах Польша может оказаться полезной США (это не означает, что нам следует принимать участие в разрушительных с нашей точки зрения инициативах Вашингтона, направленных на ослабление ЕС). Примером, иллюстрирующим, как оказать американцам поддержку и извлечь из этого выгоду, была операция, которую наша разведка провела в 1990 году в Ираке. Польские спецслужбы не только вывезли офицеров ЦРУ из этой страны, но и добыли карты, благодаря которым американская авиация смогла вести бомбардировки Багдада, практически не неся потерь. Старания окупились: Польше удалось добиться реструктуризации своего долга. Парадокс истории заключается в том, что участников операции наградили только в США, а наша страна дважды их предала. В первый раз это случилось, когда она обнародовала информацию обо всей истории, за что нескольким офицерам пришлось заплатить жизнью, а второй раз, когда она урезала пенсии оставшимся в живых в рамках программы по лишению привилегий сотрудников служб безопасности ПНР.
Комплексы, комплексы
Нам следует, отринув все иллюзии, обозначить не только сферы, в которых мы можем что-то США предложить, или в которых наши интересы совпадают, но и те, в которых наши страны преследуют разные цели. Одна из таких сфер — это отношения с ЕС. У Польши, на самом деле, нет выбора: нам придется занять сторону Европы. Несложно, однако, вообразить, что расхождения могут возникнуть и в других областях, например, в восточной политике. Санкции, которые США ввели против России за нападение на Украину, были жестче европейских. Между тем в истории был также период американо-российской перезагрузки. Когда о ней заходит речь, все вспоминают, что получили американцы (шестисторонние переговоры на тему северокорейской ядерной программы, помощь в Афганистане и решение проблемы транзита в эту страну, приостановка экспорта комплексов С-300 в Иран), но никто не говорит, что получила Россия.
Протесты против политики правительства и президента Анджея Дуды, ВаршаваСамой важной задачей для Москвы было восстановление контроля над постсоветским пространством, при этом Польша выступала тем союзником США, который вел активную политику на белорусском и украинском направлении. Из этого следует логичный вывод, что россияне наверняка старались склонить Вашингтон оказать воздействие на Варшаву и рекомендовать ей ограничить активность в этих стратегических с точки зрения Кремля странах. Есть серьезные основания полагать, что так все и было, а польско-российская перезагрузка имела более широкий контекст. Кроме того, охлаждение отношений на линии Варшава — Киев и Варшава — Минск стало, по всей видимости, следствием давления со стороны США. Польша не обладала сильной позицией ни на Украине, ни в Белоруссии, так что она не извлекла особенной пользы из резкой смены курса своей политики. Стоит задаться вопросом, почему давление Вашингтона оказывается таким эффективным: потому что оно действительно так сильно, или потому что поляки спешат предугадать желания своего союзника?
Иногда, конечно, американцы сами демонстрируют чрезвычайную легкомысленность. Например, они позволили сложиться совершенно скандальной ситуации с назначением заместителем министра иностранных дел Польши Роберта Грея (Robert Grey). Грей проработал на этой должность чуть меньше двух месяцев: выяснилось, что он скрыл факт своего сотрудничества со спецслужбами США (если верить сообщениям прессы, никакого опровержения не последовало).
Тема, о которой нам также следует задуматься, — это отмена виз. Уже много раз происходило так, что как только польская делегация отправлялась в США, наша пресса начинала обсуждать такую перспективу, а потом под давлением общественности тему поднимали на переговорах с представителями американской администрации. Это было совершенно бессмысленно, поскольку за изменение правил, которые бы сделали отмену виз возможной, отвечает Конгресс, а не администрация. Может сложиться впечатление, что визовая тематика стала для американцев инструментом, при помощи которого они заставляли поляков вести переговоры не о реальных делах, а о проблемах, уладить которые невозможно.
Следующий пункт — это плохой пиар Польши в США. Нельзя сказать, что мы не можем позволить себе хороших лоббистов, но те, которые работают на нас сейчас, считаются далеко не самыми лучшими. Полной катастрофой стал закон об Институте национальной памяти (предусматривающий, в частности, наказание за распространение информации о причастности поляков к Холокосту, — прим.пер.), появление которого напоминало акт саботажа, ведь всем известно, как сильны в США израильские круги. Следует отметить, что ни для одного из депутатов Сейма, несущих непосредственную ответственность за окончательный вид закона, история не обернулась какими-либо политическими последствиями. Продолжая список польских катастроф, сложно не вспомнить о письме посла Мосбахер или, точнее, о лишенном какого-либо смысла обнародовании его содержания. Опубликовав письмо, не продумав дальнейших действий, мы показали, что хотим лишь показать всему миру, как несправедливо относятся к Польше.
Экономическим отношениям также вредит необъяснимая непоследовательность польской позиции. С одной стороны, при покупке истребителей Ф-16 в рамках офсетной сделки мы зачли те американские инвестиции, которые бы пришли в нашу страну, даже если бы мы не приобрели этих самолетов. С другой стороны, Варшава (уже при правительстве «Права и справедливости») обошлась с инвесторами из США, которые вложили средства в строительство ветровых электростанций так, будто она ориентировалась на худшие украинские образцы времен правления Януковича. На этом фоне можно понять, почему американская дипломатия так жестко ставит вопрос о соблюдении интересов США: она помнит, что может получить больше, чем ей причитается, но одновременно знает, что если пустить дело на самотек, американские предприниматели столкнутся с истинно бандитским приемом.
Проще всего (а в польских условиях сложнее всего) было бы просто относиться к Вашингтону нормально, однако, до этого еще далеко, что можно наблюдать в каждый американский национальный праздник, когда в радиусе километра от резиденции посла США становится невозможно запарковать автомобиль. С приемами по случаю французских, немецких или британских праздников таких проблем не возникает.
Здесь нам тоже не помешает внедрить элемент нормальности. Она была бы выгодна в том числе США, ведь заискивание польских политиков и чиновников перед Вашингтоном порождает невиданный в Польше прежде антиамериканизм.
Что самое главное, это заискивание выступает отражением не ожиданий американской дипломатии, а находящих самые причудливые проявления комплексов некоторых поляков.
С одной стороны, посольству США порой удается завязать контакты, о которых могут только мечтать другие страны, в том числе наши союзники, а польские министры мечтают удостоиться чести встретиться с американским послом. С другой стороны, в моменты отрезвления мы впадаем в другую крайность, что иллюстрировал отказ президента Дуды (Andrzej Duda) провести телефонный разговор с госсекретарем США, поскольку это якобы оскорбляло его достоинство (президенты Китая и России или канцлер Германии уязвленными себя в такой ситуации не чувствуют).
Нужно поднимать ставки
Соединенные Штаты — это главная мировая держава, оплот демократии, гарант безопасности Польши, а также ее союзник и друг. Нам нужно не впадать из крайности в крайность и беречь наши отношения, а одновременно, не забывая, что они никогда не станут равноправными, стараться сделать их максимально партнерскими. Если мы сами не начнем действовать и вести себя при этом серьезно, такими они никогда не станут. Кто знает, не самая ли это сложная для нас задача.
Польша не может позволить себе отказаться от реализма, нам нужно трезво оценивать свое значение и потенциал, понимая, что из-за географического положения нашей страны мы зависим и в значительной мере будем зависеть от США. Бунтовать против этого не имеет смысла: мы не можем изменить карту, получить новых соседей или внезапно превратиться в сильную державу. Одновременно нам следует играть смело, поднимать ставки и всегда стараться извлечь из ситуации максимум возможного. Для этого основные польские политические силы должны прийти хотя бы к минимальному компромиссу по вопросам внешней политики. Надеяться на это, однако, не приходится.
Источник:
